Игумен Никон (Воробьёв) - Я искренне всегда стремился к Богу. Письма духовным детям Революция вышла из стен семинарии

В России духовные школы вплоть до начала XIX в. были стержнем народного образования. Духовные училища, семинарии и академии готовили преимущественно церковно- и священнослужителей.

Первоначально выпускникам духовных школ из-за принадлежности к духовному сословию было сложно поступить в светские учебные заведения и на государственную службу, но после 1863 г. ситуация изменилась. Выпускникам семинарий был открыт доступ в университеты, а детям духовных лиц – в светские средние школы. Часть выпускников семинарий свое образование применяли по прямому назначению, часть приносили пользу России на других поприщах, становились учеными, врачами, поэтами, военными и государственными деятелями. Вспомним самых известных семинаристов, не пошедших по церковному пути.

Михаил Сперанский

Известный реформатор Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839) был сыном бедного приходского священника. Родителями он был отдан на обучение во Владимирскую семинарию, где с первого года учебы проявил яркие способности, за что по тогдашнему обычаю получил фамилию Сперанский, русским эквивалентом этого латинского слова является фамилия Надеждин. После Владимирской семинарии он был направлен для дальнейшей учебы в Александро-Невскую семинарию Санкт-Петербурга – так тогда называлась духовная академия в северной столице. По словам В.О. Ключевского, «Сперанский был лучшим, даровитым представителем старого, духовно-академического образования».

По окончании обучения карьера Сперанского резко пошла вверх, причем это происходило без «искательства и угодливости». Вскоре благодаря своим способностям он приблизился к императору Александру I, и по его поручению разработал проект общей политической реформы, которая охватывала весь строй политических и гражданских отношений. И хотя в жизни Сперанского был период кратковременной опалы, в российскую историю Михаил Михайлович, имевший лишь духовное образование, вошел как великий реформатор, основатель российской юридической науки и теоретического правоведения. Пушкин наделил его возвышенным эпитетом «гений блага».

К Николаю Гавриловичу Чернышевскому (1828–1889), сыну священника и выпускнику Саратовской духовной семинарии, как нельзя более подходит определение Достоевского: «Контингент атеистов всё-таки дает духовенство». Но революционные взгляды Николая Гавриловича сформировались не в семинарии, а во время учебы в Петербургском университете. Чернышевский был идейным вдохновителем революционного общества «Земля и воля».

Арестованный за антиправительственную деятельность, он более 20 лет провел в ссылке. В своем самом известном романе «Что делать?» Чернышевский вывел новый тип«особенного человека», которого наделил чертами революционной святости. Аскетизм главного героя Рахметова, который не пил вина, не касался женщины и ел черный хлеб, был скопирован со святых подвижников, с житиями которых автор был хорошо знаком. Ложная идея романа – построение Царства Божия на земле – заразила многих доверчивых молодых людей. Роман был воспринят как «богослужебная книга». Чернышевский стал духовным вождем революционного поколения «шестидесятников» и родоначальником народничества.

Некрасов называл Чернышевского пророком, и Чернышевский, пророчащий революцию, оказался не просто ее пророком, но и соавтором. Ленин, «перепаханный» романом, к 1917 г. уже точно знал, что делать.

Николай Добролюбов

Известный литературный критик, публицист и революционный демократ Николай Александрович Добролюбов (1836-1861) родился в семье нижегородского священника. Учился в духовном училище и Нижегородской семинарии, по окончании которой был направлен на обучение в Санкт-Петербургскую духовную академию, но вместо этого поступил в Главный педагогический институт. В юности Николай, как это видно из его Дневника, был набожным человеком, внимательно следил за своим внутренним миром, заботился о своей душе. Позже что-то в нем переменилось, душу он стал называть «душонкой» – «пропадай моя душонка», а в своих произведениях призывал читателя «взяться за топор», т.е. заняться революционным переустройством общества.

Тяга к писательству у Добролюбова возникла достаточно рано – уже в 13 лет он начал писать стихи, в семинарии его сочинения на философские темы достигали 100 страниц в объеме, а в зрелом возрасте эта тяга вылилась в огромное количество статей и рецензий. Литературным критиком он стал после неудачных беллетристических опытов.

Работы Добролюбова, несмотря на жанр, в котором он писал – литературная критика и рецензии – всегда содержали высказывания на общественно-политические темы. По своим взглядам он был «материалистом фейербаховского направления и последовательным революционером-разночинцем». Его близким другом и соратником по деятельности в журнале «Современник» был Чернышевский.

Умер Добролюбов в 25 лет с сознанием того, что не ничего успел сделать.

Иосиф Сталин

Иосиф Виссарионович Джугашвили (1879–1953) – семинарист №1 в этом списке. С отличием закончил Горийское духовное училище, во время учебы нес послушание на клиросе. По окончании училища был направлен в Тифлисскую духовную семинарию, но увлекшись революционными идеями, учебу не завершил, его отчислили на последнем курсе.

После исключения из семинарии Сталин целиком посвятил себя революционной деятельности, а затем и внутрипартийной борьбе, результатом которой стала его безграничная власть над ⅙ частью мира. При Сталине в 1937–1939 гг. на Церковь обрушился очередной колоссальный удар, крупнейшая Поместная Церковь оказалась на грани исчезновения. Лишь Великая Отечественная война положила перемену в отношении Сталина к Церкви. В 1943 г. он принял трех иерархов РПЦ, с которыми обсудил вопросы восстановления церковной жизни.

Во время встречи Сталин задал митрополитам вопрос о причинах нехватки священнических кадров. На что митрополит Сергий (Старгородский) ответил: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза ». О том, что Иосиф не принял священный сан, сокрушалась только его мать. Своего сына она хотела видеть священником.

Анастас Иванович Микоян (1895–1978) – единственный в этом списке неправославный семинарист. Микоян принадлежал к Армянской апостольской церкви. Но у монофизита Микояна с номинально православным Сталиным нашлась общая тема – революционная деятельность. Микоян учился в Тифлисской армяно-григорианской семинарии Нерсесян, которую закончил уже будучи членом РСДРП(б). Как пишет сам Микоян, в существовании Бога он разуверился во втором классе семинарии, а за споры с учителем Закона Божиего одноклассники стали звать его уже не Анастас, а Анаствац, что по-армянски значит «безбожник». Однако это не помешало ему продолжить обучение в Армянской духовной академии. В дальнейшем карьера Микояна схожа с карьерой Сталина. Анастас занимал высокие и ответственные посты.

Микоян был политическим приспособленцем, умеющим мимикрировать под любые обстоятельства. Про него даже ходила эпиграмма: «От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Скончался Микоян в возрасте 82-х лет. Сегодня человек, жующий колбасу «Микоян», вряд ли вспомнит, в честь кого назван этот комбинат, производящий мясную продукцию.

Александр Василевский

Прославленный советский полководец Александр Михайлович Василевский (1895–1977) родился в селе Новая Гольчиха Кинешемского уезда Костромской губернии в семье регента церковного хора, впоследствии его отец принял священный сан. Александр окончил духовное училище в Кинешме и духовную семинарию в Костроме. Священником Василевский быть не хотел, он мечтал стать агрономом или землемером. Но обрабатывать землю Василевскому не довелось, ему пришлось ее защищать – началась Первая мировая война.

Родину Александр Михайлович защищал и во время Первой, и во время Второй мировой войны. Он руководил разработкой многих ключевых военных операций советских войск. Василевский был одним из главных организаторов обороны Москвы, он спланировал и подготовил контрнаступление под Сталинградом, осуществлял координацию фронтов в боях под Курском, во время освобождения Донбасса, на территории Крыма, в битвах на Правобережье Украины, Белоруссии и Прибалтике. Под командованием Василевского всего за 24 дня в августе 1945 г. советские и монгольские войска разгромили в Манчжурии Квантунскую армию Японии.

Проявлял ли интерес к христианской вере сын священника Александр Василевский хотя бы после 1943 г., когда Церкви была дарована относительная свобода, никаких свидетельств не имеется.

Андрей Власов

Советский военачальник Андрей Андреевич Власов (1901–1942) вошел в историю как генерал-предатель. Он родился в селе Ломакино Нижегородской губернии. По ходатайству отца, занимавшего должность церковного старосты, был принят в духовное училище, по окончании которого поступил в Нижегородскую семинарию. Когда в 1917 г. Власов увидел, что штык революции нацелен на Церковь, то немедленно бросил семинарию и пошел учиться на агронома. В 1919 г. после призыва в Красную Армию началось его восхождение по служебной лестнице. Власов обладал всеми качествами карьериста.

Но известность пришла к нему не с той стороны, с какой он хотел. В апреле 1942 г. генерал попал в немецкий плен.

Власов согласился сотрудничать с фашистами и возглавил т.н. «Комитет освобождения народов России» и «Русскую освободительную армию», составленные из пленных советских военнослужащих. Он написал открытое письмо «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом» и совершал агитпоездки по еще оккупированным территориям, в которых призывал поддержать «освободительное движение».

В 1945 г. генерал-изменник был взят в плен, доставлен в Москву, где после суда был повешен.
Есть мнение, что Власов во время своего нахождения в Германии исповедовался и причащался. Но это всего лишь легенда.

Вконтакте

Народ, не осознавший причин своих прошлых бедствий, не избежит их в будущем. О причинах событий 100-летней давности размышляет заслуженный профессор Московской духовной академии .

Без смирения напрасны и труды, и добродетели

Во всех религиях – при разном восприятии и понимании Бога – с благоговением относятся к людям, которых называют подвижниками – тем, кто воздержно ест, мало пьет, принимает на себя различные телесные подвиги. Духовное совершенство достигается трудом, испытаниями, скорбями. В Евангелии мы находим серьезную мысль: «В терпении вашем стяжите души ваши» (Лк. 21:19).

Не может воспитаться дух того человека, который не переносит никаких трудностей, – правда, правильно переносит, и это очень важно. И мы видим это на евангельском примере распятия Христа и двух разбойников. Из них один хулил и Бога, и людей, и страдал от этого еще больше. А другой – благоразумный разбойник – напротив, осознал свою прошлую жизнь, понял, что получает достойное по делам своим.

Оказывается, что все – добрые, прекрасные, вызывающие уважение качества, действительно делающие человека великим, сопряжены с подвигом, трудом, скорбями и страданиями. Редко встречаются такие люди, которые бы прожили жизнь без скорбей.

Сам крест, который мы на себе носим, состоит из двух перекладин – горизонтальной и вертикальной. Горизонтальная – то, что происходит с нами помимо нашей воли: заболевания, над которыми мы не властны, природные катаклизмы, объективные неприятности, войны и т.д. Как важно эту драгоценную горизонтальную перекладину использовать во благо! Не обвинять никого, не хулить ни людей, ни Бога, а опомниться. «Достойное по делам своим получаю!» И тот, кто так оценивает происходящее, получает благо. Христос сказал благоразумному разбойнику: «…ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43). Ты получишь блаженство. За что? За то, что проливал кровь других людей? Только и сказал: «…мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли» (Лк. 23:41).

Оказывается, то состояние души, когда человек действительно трезво оценивает себя и принимает находящие скорби как благие средства от Бога для получения человеком высшего блага.

Что такое вертикаль креста? Редко кто из людей понуждает себя на то, чтобы, когда не хочется – помолиться, когда хочется объесться, напиться – сдержать себя. Во имя чего? Для христианина понятно: ради исполнения заповедей Божиих. Ибо, как писал святой Исаак Сирин: «Заповеди даны Господом как врачевства, чтобы очищать от страстей и грехопадений». Конечно, сами по себе внешние подвиги, какими бы они ни были, не очищают душу. Более того, так называемый телесный подвиг: поклоны, посты, милостыни и так далее, – сами по себе нисколько не очищает человека. Все эти дела только тогда становятся вертикальной перекладиной креста, которая понемногу отрывает человека от земли, когда он трудится над очищением души от страстей: тщеславия, гнева, ревности, лукавства и так далее. Без этого телесные подвиги могут погубить человека. «Я пощусь, а он не постится, я хожу постоянно в церковь, а он, как ни придет в храм – все «Христос Воскресе» поют». Человек может возгордиться, если он не обращает внимания на самое главное.

Богу не нужны наши подвиги, не нужны никакие наши дела, даже добродетели, Ему не нужно ничего. Святой Исаак Сирин писал так: «Воздаяние (то есть блага, получаемые от Бога) бывает не добродетели и не труду ради нее, а происходящему от них смирению». И если не будет смирения, напрасны все труды, все добродетели – все сожжено.

Здесь мы касаемся самой сути христианства, которая часто ускользает от нашего внимания. Что добродетели необходимы, что надо трудиться – мы знаем. Но они нужны лишь постольку, поскольку приводят человека к смирению. Что значит к смирению? Видению себя неспособным справиться со своими грехами, грешками, привычками, страстями. Недаром игумен Никон (Воробьев) писал: как огня бойтесь тщеславия, ибо оно уничтожает все добродетели человека. Поэтому важно наблюдать за собой и, согрешив, сразу каяться, чтобы не погубить то, что сделано. Представьте себе, человек строит, не спит, не ест, и вдруг – поднес спичку и все сжег собственными руками. Так и все наши так называемые добрые дела сжигаются тщеславием, завистью, гневом, враждой, лукавством и т.п.

Ад выплеснулся на поверхность

Но вернемся к событиям столетней давности, о которых игумен Никон (Воробьев) говорил: впечатление такое, будто ад прямо из середины земли выплеснулся на поверхность и дьявол буквально начал командовать в нашей стране. Шло уничтожение народа: топили, увозили в пустыни и бросали на произвол судьбы, морили голодом, расстреливали. Ад выплеснулся на землю – только так, наверное, можно охарактеризовать события после отречения Николая Второго. Философ Василий Васильевич Розанов пишет: «Русь слиняла в два, самое большее – три дня. Не осталось царства, не осталось Церкви, не осталось армии, и не осталось рабочих. Что же осталось-то? Странным образом буквально ничего».

Всем известно прекрасная мысль: «Народ, не осознавший причин бывших бедствий, не избежит их в будущем». Страшное предупреждение. Какие же были причины того бедствия? Почему такое произошло?

Почитаешь светских, церковных историков – всюду идеи примерно одни и те же. Кто говорит: царица Александра Федоровна немка, значит, шпионка; кто пишет: Распутин подорвал авторитет царской власти; кто говорит: Николай Второй был слаб. Что в России западная агентура действовала и командовала, Троцкий приехал в марте, а в апреле прибыл тайно Ленин. Многое из этого находит подтверждение в исторических фактах. Но в этом ли причина? Нет, это были только инструменты!

У святителя Игнатия (Брянчанинова), 150-летие со дня кончины которого в этом году отмечает наша Церковь, есть высказывание о том, что люди есть только орудие Промысла Божия. Точнее – орудие тех духовных законов, по которым живет каждый человек, каждое общество, каждый народ. И эти духовные законы существуют так же объективно, как и законы материального мира. Но о духовных законах почти никто не говорит. Хотя они первичны.

Святой Марк Подвижник пишет, что причиной всех наших бед являются наши мысли, потому что они начало нашей деятельности. Наши мысли, желания, намерения, цели, то, что внутри нас, то есть наш дух – вот что руководит нами. Дух, то есть духовное состояние человека и общества в целом определяют и внешнюю сторону жизни, даже состояние природного мира. Недаром, если случалось какое-то бедствие, засуха, дожди, чума, мор, народ всегда говорил: мы прогневили Бога. А что значит прогневили Бога? Тот же Марк Подвижник отмечает: «Господь положил, чтобы за каждым делом, добрым или злым, приличное ему воздаяние следовало естественно, а не по особенному назначению от Бога, как думают не знающие духовного закона».

Многие полагают, что каждый раз действует Бог. Нет, существуют духовные законы, как и законы физического мира, и их нарушение – это страшная беда.
Один из этих законов – дух творит себе форму. То есть духовное состояние определяет всю его жизнь, жизнь народа и общества.

Не плоть, а дух растлился в наши дни

Так что же произошло в 1917-м? Какой закон был нарушен? Россия была православным царством, Святой Русью – столько было храмов, монастырей, духовных школ! Но послушаем, что говорят святые отцы о духовном состоянии России в то время.

Преподобный Макарий Оптинский пишет: «Сердце обливается кровью о любезном нашем отечестве, России, нашей матушке, юное поколение питается не млеком учения Церкви, а каким-то иноземным, мутным, ядовитым, заражается духом, и долго ли это продержится?»

СвятительИгнатий (Брянчанинов) в середине XIX века сокрушается о падении монашества, о состоянии Русской Церкви: «Состарившееся изветшавшее древо нередко бывает украшено густым покровом зеленых листьев… но внутренность его уже истлела. Первая буря сломит его». О монашестве святитель пишет: «Оно доживает в России да и повсюду данный ему срок, восстановления не ожидаю, потеряно правильное понятие об умном делании. Прежде оно было очень распространено и между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось».

Помню, как игумен Никон (Воробьев) уже в XX веке говорил: «Какая милость Божия, что у нас существует «железный занавес» от Запада. Не дай Бог, его разрушат. Нас задавят всякие секты, католицизм, протестантизм, разврат».

(Это все, кстати, и произошло в годы перестройки.)

Святой праведный Иоанн Кронштадтский про аналогичные процессы в 1905 г. писал: «Свобода печати сделала то, что Священное Писание, книги богослужебные, святоотеческие писания пренебрегаются. Все дадут ответ Богу за потворство. Всякое царство, разделившееся в себе, опустеет, говорит Господь. И всякий город или дом не устоит. Если в России так пойдут дела, и безбожники и анархисты не будут подвержены каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет. За что? За свое безбожие и за свои беззакония. Земное Отечество страдает за грехи властителя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества. Молись Богу кровавыми слезами об общем неверии и развращении России!»

Это просто страшно, что святые пишут о состоянии нашего народа, духовенства, монашества. И это слова не безбожников, не атеистов, не врагов Церкви – а высказывания монахов, святых. Вот что говорит Патриарх Тихон: «Никто и ничто не спасет Россию от нестроений и разрухи, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв, и через то не возродится духовно в нового человека, созданного по Богу и праведности, святости».

А что у нас творилось в духовных школах?

Преподобный Варсонофий Оптинский говорил: революция вышла – можно вздрогнуть даже – из семинарии. Выпускник Московской духовной академии митрополит Вениамин (Федченков), действительно святой человек, писал: «У нас, семинаристов, укоренилось убеждение, что если кто умный, тот неверующий… Мы, в сущности, были больше католическими семинаристами, фомистами (от имени Фомы Аквинского), а не православными». В первых рядах революционеров часто мы видели семинаристов. Когда инспектор нашей академии священномученик Иларион Троицкий читал лекцию о Церкви, один студент встал и сказал: «Спасибо, вы очень интересную лекцию прочитали, но вы не упомянули о революции. Что мы должны сейчас делать для революции? Как мы должны теперь спасать Россию?»

Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, что происходило в Санкт-Петербургской духовной семинарии, когда он был назначен в нее инспектором: «Я по вступлении в должность захотел вывести, чтобы не курили в спальне, потому что от табака к утру воздух был отвратительный. Но семинаристы устроили бунт, и утром я увидел следы этого бунта. Ручки из дверей были вывернуты, лампады разбиты, все прокурено. На обеде семинаристы устроили мне демонстрации, кричали, свистели, мычали, блеяли, остановить их я не мог».

Мы часто живем какими-то идиллиями. Но, оказывается, духовное состояние нашего народа к 1917 г. было плачевным. Народ знал обряды, обычаи, праздники, но не знал христианства. И поэтому, когда ему сказали, что попы обманщики, что Бога нет, то очень многие поверили в это. И не удивительно поэтому, что произошло такое колоссальное разделение среди нашего народа.

Игумения Арсения (Себрякова), настоятельница Усть-Медведицкого монастыря, которую в этом году канонизировали, укоряла своих сестер-монахинь: «Когда же вы станете христианками»? Они отвечали: «Матушка, мы соблюдаем все правила, мы посещаем богослужение, исполняем все послушания, чего вы еще хотите?» Она отвечала: «Да разве вы не знаете, кто распял Христа? Те, которые все скрупулезно соблюдали, мыли скамьи и кружки, в субботу огня не зажигали. Христианство состоит разве во внешней стороне церковной жизни? Это должно быть следствием христианской жизни, а не показателем ее». Она сокрушалась об этом. «Где же борьба со страстями, где же «блаженны чистым сердцем», где же видение греха своего? Где же смирение?»

«Я все делаю, как положено» – вот она, беда. Были отдельные люди святые, но общее состояние народа, увы, было вот таковым. И оно породило несчастья. Но эти несчастья сделали из многих тех, которые представляли собой мягкий графит, – алмазами. Смотрите, сколько канонизировано у нас новомучеников! Да, многие стали бриллиантами! Но как? Страшное давление обрушилось на них. Страшный огонь пылал на нашей родине.

Вывод очевиден: необходимо знать православие, необходимо быть воцерковленным не по внешности просто. «Сыне, дай мне сердце твое» (Притч. 23:26), – говорит Господь. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилия восхищают его» (Мф. 11:12). Употребляющие усилия над чем? Над своей душой.

«Я терпеть не могу этого человека». Улыбнись ему. Просят помощи те, которые отвратительны, – помоги. Видишь грешащего человека – помолись о нем, а не осуди. Вот где начинается христианство. Скорбь случилась – у кого нет скорбей? «Господи, достойное по делам своим приемлю! Благодарю тебя, Господи».

Православие начинается там, где есть внутренняя борьба – с самим собой. Поэт Фридрих Логау хорошо написал: «Да, бой с самим собой есть самый трудный бой, победа из побед – победа над собой». Весь Запад, кстати, подменил эту победу над собой социализацией христианства. Там все направлено на внешнюю деятельность.

Европейская культура развратилась. Но посмотрите, что собой представляют католические изображения святых – какие фигуры, какая обнаженность. В Европе произошло падение христианства. Сейчас границ нет. Поэтому все, что там, сегодня переходит к нам. И если мы не будем ставить заслоны внутри себя, не запомним, что христианство – это не просто внешняя сторона, а человек, его сердце, – случится по слову Апокалипсиса: «Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя как тать, и ты не узнаешь, в который час» (Откр. 3:3). Тать – это вор.

До чего же мне нравится русская сказка про репку! Помните? Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, Жучка за внучку, кошка за Жучку – вытащить не могут. Мышка за кошку – и вытащили репку. Какая сила у мышки? Кажется, никакой. Но здесь показано, какое огромное значение имеет каждое наше праведное или неправедное дело. Тем более, поступок христианина, который знает заповеди Божии, читает Евангелие, святых отцов. Сказано: «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много: а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12:47–48).

Поэтому, оказывается, жизнь каждого из нас имеет огромное значение. Иван Васильевич Киреевский пишет: «Каждая нравственная победа в тайне одной христианской души есть уже духовное торжество для всего христианского мира».

Советское безбожие или разврат демократии?

Что положительного принесла нашему отечеству советская эпоха? От одного умного человека я услышал фразу: «Не знаю, чему отдать предпочтение, – советскому безбожию или разврату демократии». В Советском Союзе тех вещей, которые мы сейчас видим в рекламе, фильмах, спектаклях, газетах, журналах, – не было. Там было нравственное воспитание. А теперь воспитание какое? Откуда ветер дует?

Недавно в Германии был принят закон, разрешающий гомосексуальные браки. У родителей отбирают детей, если они отказываются посылать ребенка на такие уроки «воспитания». Буквально демонический дух действует! К сожалению, теперь «железного занавеса» нет. Все оттуда идет к нам. И у нас есть множество идеологов, пропагандирующих подобные вещи, готовых все на свете продать – и Родину, и мать.

Помню, я в советское время выступал за границей. И первый вопрос, который мне задали: «У вас в Советском Союзе – гонения на Церковь, а у нас свобода. Что вы скажете об этом?» Я ответил: «Вот, я сейчас зашел у вас в храм – несколько человек сидят там с комфортом. А у нас в храмах в шубах (дело было зимой) люди стоят часами в битком наполненном храме. Итак, где же подлинная Церковь? Мы находимся под холодным душем, а вы здесь в ванне с теплой водичкой». Это им особенно понравилось. Слушатели аплодировали, они поняли, что Церковь не в комфорте прав.

Мне кажется, что в духовном отношении современная эпоха гораздо труднее, чем советское время. Там говорили: отрекись от Христа, иначе расстреляем. И христианин отвечал: стреляйте. А теперь нам скажут: вы не совсем правильно понимаете образ Христа. Христос – тот, кто дает комфорт жизни, и нарисуют нам антихриста. Методы стали более изощренными, тонкими. Такова наша современная жизнь.

И это беда, если не покаемся.

Святитель Лука Войно-Ясенецкий пишет: «Тяжкие испытания и страдания перенесла Церковь наша за время великой революции, конечно, не без вины. Давно, давно накоплялся гнев народный на священников корыстолюбивых, пьяных и развратных, которых, к стыду нашему, было немало. И с отчаянием видим мы, что многих таких и революция ничему не научила. По-прежнему и даже хуже прежнего являют они грязное лицо наемников, не пастырей, по-прежнему из-за них уходят люди в секты на погибель себе».

Это писал святой в конце 50-х – начале 60-х гг. XX века. Как архиерей, он обличал священников, пытался сделать все, что можно, дабы сохранить нравственность духовенства. А ведь в то время практически невозможно было встретить священника в ресторане или в театре…

Сейчас мы находимся в очень тяжелом духовном состоянии. Когда в советское время человек прямо говорил, что нет Бога, с ним все было ясно. «Ну нет – и иди. А я верю, что Бог есть». Теперь все иначе: «Да, я верю в Бога, но Бог один во всех религиях». Неважно, что в другой религии это сущий дьявол, который называется богом. Сейчас эту идею усиленно пропагандирует Ватикан. Например, папа Иоанн Павел II организовал Всемирную конференцию религий в Ассизе в 1986 г., и теперь каждый год проводятся такие конференции.

Апостол Павел пишет: «Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Кор. 6:15).

Для нас Христос Бог и Господь, а в иудаизме Христос – лжемессия. А папа Римский Франциск до чего договорился: «Мы с иудеями верим в одного Бога». Значит, неважно – верить в Христа или не верить? Поэтому не удивительно, что этот же папа трижды в своей проповеди повторил, что «Христос – это дьявол». Вот до чего он договорился. Вот, что стоит за идеей «один Бог во всех религиях». Идет прямое уничтожение христианства.

Нет теперь идеологической границы между Европой и Россией. И единственное наше оружие сегодня – это тщательно изучать святых отцов, чтобы точно знать, что такое православие. Это жизнь по заповедям Христовым, осознание своей греховности и покаяние. Только таким образом можно противостоять вражьим полчищам, которые движутся на нас.

Преподобный Варсонофий Оптинский говорил: революция вышла – можно вздрогнуть даже – из семинарии. Выпускник Московской духовной академии митрополит Вениамин (Федченков) писал: «У нас, семинаристов, укоренилось убеждение, что если кто умный, тот неверующий… Мы, в сущности, были больше католическими семинаристами, фомистами (от имени Фомы Аквинского), а не православными». В первых рядах революционеров часто мы видели семинаристов.

Вспоминает митрополит Евлогий: «К вере и церкви семинаристы (за некоторым исключением) относились, в общем, довольно равнодушно, а иногда и вызывающе небрежно. К обедне, ко всенощной ходили, но в задних рядах, в углу, иногда читали романы; нередко своим юным атеизмом бравировали. Не пойти на исповедь или к причастию, обманно получить записку, что говел, - такие случаи бывали. Один семинарист предпочел пролежать в пыли и грязи под партой всю обедню, лишь бы не пойти в церковь. К церковным книгам относились без малейшей бережливости: ими швырялись, на них спали…»

Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, что происходило в Санкт-Петербургской духовной семинарии, когда он был назначен в нее инспектором: «Я по вступлении в должность захотел вывести, чтобы не курили в спальне, потому что от табака к утру воздух был отвратительный. Но семинаристы устроили бунт, и утром я увидел следы этого бунта. Ручки из дверей были вывернуты, лампады разбиты, все прокурено. На обеде семинаристы устроили мне демонстрации, кричали, свистели, мычали, блеяли, остановить их я не мог».

В годы Первой российской революции отношение семинаристов к богослужению стало принимать скандальную форму. В «Колоколе» сообщалось о «движении семинаристов… против богослужения» Семинаристы явно требовали отмены обязательного богослужения, причастия Святых Таин, глумились над святынями. Так, 2-го февраля в церкви Тифлисской семинарии было обнаружено, что пелена, богослужебные сосуды, кресты, евангелие и другие предметы церковной утвари были сброшены с престола на пол и потоптаны ногами А 4-го февраля в той же семинарии была снята из одного класса и брошена в отхожее место икона.

Некоторые семинарии (Петербургская, Псковская, Самарская и Казанская) устроили политические первомайские забастовки. 2 мая 1906 года воспитанник I класса Тамбовской семинарии Владимир Грибоедов совершил покушение на ректора архимандрита Феодора (Поздеевского), выстрелив в него из револьвера. Ректор, к счастью, остался жив, однако воспитанники распевали Марсельезу и выказывали недовольство неудачностью покушения. Лишь немногие студенты отрицательно отнеслись к преступлению и отслужили благодарственный молебен в приходской церкви, не решившись совершить его в семинарском храме.

От требований и петиций студенты в ряде семинарий перешли к экстремистским действиям. В Черниговской семинарии выстрелом был ранен инспектор, а на ректора совершено неудавшееся покушение; в Тифлисской - инспектор М. А. Добронравов расстрелян; в Пензенской - ректор архимандрит Николай (Орлов) был убит тремя выстрелами из револьвера; в Тамбовской преемник епископа Феодора (Поздеевского) архим. Симеон (Холмогоров) 7 апреля 1907 года около 9 часов выстрелом семинариста был искалечен на всю жизнь - ему пулей перебило позвоночник, а в лицо ректора Харьковской семинарии протоиерея Иоанна Знаменского была выплеснута серная кислота

К 1917 году духовные учебные заведения подошли в состоянии некоторого успокоения, в сравнении, конечно, с 1905 годом. В российском обществе наступило заметное охлаждение к ценностям православной веры и к значимости церковной организации среди других общественных институтов.
.............................................................................................................................
МАТЕРЬ БОЖИЯ СКАЗАЛА: ЗДЕСЬ МОНАХОВ НЕТ...

Монахи, несмотря на надвигающуюся опасность, продолжали жить не по-монашески. Кровью обливалось сердце подвижника о. Зосимы, когда он смотрел на их жизнь. Однажды, в один из больших праздников, незадолго до революции, была торжественная служба, в соборе. Вдруг из Царских врат вышла Царица Небесная, окруженная четырьмя великомученицами, взглянула на толпу молящихся, в церкви были все монахи лаврские, но Она, Пречистая, грустными глазами взглянула на них и сказала: "Здесь монахов нет, кроме этих трех-четырех", - и указала на старца Зосиму и еще трех монахов. Великомученицы с Пречистою Приснодевою опять вошли в алтарь и исчезли.
Перед разгоном Троице- Сергиевой лавры пришлось пережить старцу много тяжелого от своих собратьев.
О. Зосима предупреждал наместника о. Кронида, говоря: "Мне явился преподобный Сергий и сказал: "Вас разгонят и вы будете по частным квартирам жить (я буду жить одно время на Переяславке у духовной дочери, а ты, о. Кронид, в 10 верстах от Хотьково)".(...)
Не хотелось старцу расставаться с местом подвига любимого святого, но сам Преподобный сказал: уйду я, уйдешь и ты, Зосима, и указал ему препод. Сергий квартиру, где поселиться после разгона лавры.
Старец спросил: "Как же мощи?" На это препод. Сергий ответил: "Дух мой уйдет, а мощи останутся для поругания". Отец Зосима мало-помалу смирился.
(Старец Зосима.Подвиги и чудеса, отрывки из книги)

Он представил себе, где успела вот только что побывать опрокинутая и ободранная карета, даже удивился, что её удалось вытащить на берег, что никто из людей не утонул (хотя слышал отчаянные крики).

Очевидно, люди успели вывалиться в дверцы во время её падения. Оставалась ещё какая-то надежда, что никто не отважится лезть в незнакомом месте в бурлящую воду, а если и отважится, так ничего там не отыщет. Однако, взглянув на молодых решительных гусар с орлиными носами, Андрей тут же отбросил свои надежды.

Он прыгнул в воду безо всякого предупреждения и безо всякого разрешения, осыпав брызгами стоявших над волнами людей. Его охватил могильный холод. Упругость воды оказалась настолько сильной, что он сразу понял: вчерашнее его ныряние в этом месте - просто ничто по сравнению с нынешним. В глубине сознания шевельнулось даже сомнение: удастся ли вообще исполнить то, с чем легко можно было справиться вчера? Но о возвращении назад - на поверхность, на берег - уже не могло быть и речи. Его прикажут схватить и бросить в подземелье. Возвращаться он мог только со шкатулкою в руках. Шкатулка должна принести спасение и награду. Оставалось превозмочь себя...

В конце концов всё получилось. Шкатулка, правда, оказалась довольно увесистой. Она лежала в той пещере, в том углублении, куда течение относит здесь любую вещь. Андрею, правда, пришлось напрячь свои силы, чтобы вовремя оттолкнуться от подводных камней. Пришлось поторопиться, чтобы адский холод не сковал руку или ногу. Но всё обошлось. Его выбросило на прибрежный песок чуть ниже того места, где выбрасывало прежде. Шкатулка была намертво зажата в пальцах. Когда он захотел поднять её в руках уже на суше - ему пришлось снова поднатужиться.

Он успел заметить на крышке шкатулки, рядом с широким отверстием, куда вставляется ключ, замысловатую литеру "М" и никак не мог сообразить, чей же это вензель. Ясно, не князя Константина Константиновича Острожского, как предполагалось вначале. И тут шкатулку вырвали у него из рук. Его самого поставили на ноги и крепко держали за руки.

Голос приближался. Он принадлежал пану, который распоряжался здесь всем и всеми. И тут только Андрей, скованный крепкими руками чужеземных вояк, начал соображать: да ведь его, Андрея, и нельзя было принять за кого-либо иного, кроме как за обыкновенного пастуха, стерегущего овечьи стада! Он был сейчас даже без сапог, в мокрых истрёпанных шароварах, с прилипшими ко лбу, в беспорядке рассыпанными волосами, которые обычно кудрявыми волнами прикрывают его голову. Да и весь был мокрый, как только что явившийся на свет щенок. Однако что-то в нём воспротивилось такому пониманию его личности. Он припомнил свой двор, своё убогое жилище под тёмной камышовой крышей на берегу быстрой лесной реки (но своё!) и почти закричал:

Я дворянин, вельможный пан!

Дворянин? - приостановился пан, уже наверняка готовый отдать жестокое приказание. - Что же, - добавил он, усмиряя свой голос. - Освобождаю от наказания, так и быть. Ты получишь свою награду.

По какому-то знаку, даже не замеченному Андреем, его освободили. Он услышал звонкие девичьи голоса. Быстро оглянулся - возле грозного пана, от которого зависела теперь его судьба, стояли две панночки в розовых платьях, обе с роскошными длинными волосами, которые струились у них по плечам. Он поднял глаза и заметил, что одна из них, очень молоденькая девушка, девочка, с лицом удивительной красоты, с интересом смотрит на него, Андрея, и что-то говорит грозному пану, очевидно своему отцу. Слов Андрей не различал, но догадывался, что она говорит о нём, Андрее, что она им довольна, даже восхищается им - так выразительно горели её огромные, во всё лицо, глаза.

Бери! Бери! - Андрею насильно разжали скрюченные пальцы и всучили несколько увесистых монет.

И тут же его властно повели вдоль рядов смеющихся немецких гусар, вдоль каких-то сгрудившихся повозок, фыркающих лошадей, которых успокаивали усатые возницы. Он попытался приосаниться, когда оказался вроде бы напротив яркого цветника - то были гомонливые женщины, - но не смог. У него в глазах стояло лицо удивительной девушки, девочки, в розовом платье. Он заметил, правда, одноглазого казачка из корчмы (наверное, увязался следом, а теперь торчал под кустом!), но больше никого здесь не видел, никого из знакомых. И только когда всё это промелькнуло и осталось позади - он услышал обращённый к нему спокойный голос, очень старательно и несколько странно выговаривающий вроде бы понятные слова:

Такие молодцы везде нужны! Запомни, казак: я - Жак Маржерет. Через неделю буду возвращаться назад, в крепость Каменец. Ты можешь ко мне присоединиться. Я возьму тебя на королевскую службу.

Говорил же эти слова стройный черноусый человек, который командовал немецкими гусарами.

Запомни!

И тут же говоривший резко повернулся на каблуках и тотчас исчез, вместе с несколькими гусарами, с которыми вывел Андрея на лесную дорогу, - на обочине её стояла старая корчма.

За кустами мелькнули кончики длинных шпаг. И всё.

Денег, вручённых Андрею по приказанию проезжего пана, хватило, чтобы возместить корчмарю понесённые им убытки.

Сначала ватага пила и хвалила Андрея на все лады. Так цыгане расхваливают на ярмарках своих неказистых коняг. Атаман Ворона гладил ему курчавую голову шершавой тяжёлою рукою, которою мог бы свалить вола.

Хорошо, братец, - бубнил Ворона, - что я не отпустил тебя на шведа, когда королевские слуги нас на это дело сватали! Далеко ли там до беды? А тут... Сидим, гуляем! Даст Бог, не в последний раз гуляем! Что нам король? Что нам его война?

Яремака, отчаянная голова, поддерживал:

Точно! Точно!

Андрей припоминал: такое же чувство он испытывал в детстве, когда его голову лизал телёнок. Прикосновения атамановой руки вызывали приятные видения.

Когда же старый корчмарь, щуря и отводя в сторону припухшие глаза, и без того едва заметные под нечёсаной чуприной, напомнил, что привезённой из Острога горелки осталось в бочке на донышке, - тогда первым взъерепенился Панько Мазница.

Братове! - взвизгнул Мазница. - Да ведь это Андрей... во всём виноват! Собачий сын! То подбивал на шведа отправиться, то в запорожцы, чтобы с ними - на татар, то на службу к князю Острожскому. А теперь, оказывается, он уже служит пану Мнишеку!

Для ватаги не оставалось секретом, что за пан проследовал с оршаком по старому лесному шляху. Это сандомирский воевода Юрий Мнишек (о том говорила литера "М" на крышке шкатулки, побывавшей в руках у Андрея). Гостил воевода у князя Вишневецкого, да, видать, опаздывал на зов короля - вот и заторопился по старому лесному шляху.

С упоминания о воеводе Мнишеке всё и началось.

Панько Мазница первый сообразил, что могла упустить ватага.

Да за ту шкатулку можно целый год гулять! - закричал он.

Оно, конечно, так! - перевернул вверх дном пустую глиняную кружку атаман Ворона. - Именно, говорю.

Старый хитрюга всегда держал нос по ветру. И как запустит он пустую посудину в окованную железом дверь! Только черепки брызнули.

Кое-кто вступился за Андрея. Особенно же Петро Коринец. Ещё - Яремака. Принялись упрекать Ворону.

Но прочие ватажники закричали-завопили:

Чёрт понёс Андрея к реке, пока мы спали! Не иначе!

А кто-то, из самых молодых, не стал трудиться, чтобы брошенная кружка угодила в дверь. Увесистый сосуд с силой ударился Андрею в голову...

Страшная догадка пронизала Андрею голову.

Вторую неделю! - пытался успокоить его казачок. - Друзья твои сколотили для тебя дубовый крест. Хороший! Пока что к погребу прислонили. Сам Ворона мастерил. И гроб - хороший. И могила - глубокая. Особенно побратим твой, Петро Коринец, старался. Плакал даже. А хоронить велели - когда тело уже завоняет.

Андрей слушал как во сне. Он снова остался всеми покинутый... Он - сирота.

Конечно, ватага увела коня. Для чего мертвецу конь? Унесли и боевой топор, добытый в схватке с надворными казаками пана Гойского из Гощи. Теперь не с чем возвращаться под родную крышу. Там, быть может, не околел ещё старый дворецкий Хома Ванат. Ещё топчет тропинку к колодцу.

Андрей был готов прослезиться. Если бы не зыривший своим внимательным глазом убогий казачок. Если бы не старый корчмарь. Старик приблизился, услышав разговор, и приподнял над головою шляпу.

Чудеса, - прошамкал он.

Андрей попытался привстать с помощью казачка - и вдруг увидел над собою синее небо. В дубовых шелестящих листьях пели птицы. В синеве жужжали невидимые пчёлы. Под забором кудахтали куры.

И парень улыбнулся. Да так широко - что ему ответил тем же одноглазый казачок.

«Революция вышла из семинарии», под таким парадоксальным, казалось бы, заголовком в Православном журнале «Покров» опубликован материал замечательного ученого, заслуженного профессора Московской духовной академии Алексея Ильича Осипова . На самом деле, ничего парадоксального нет, революция февраля-октября 1917 года стала возможной благодаря крупнейшей нравственной катастрофе тогдашнего российского общества. Разрушение массированной идеологической пропагандой системы нравственных ценностей общества, обеспечивавшей возможность различения добра и зла, различения того, что человеку делать можно, а что нельзя ни при каких обстоятельствах, повлекло за собой крушение страны, распад общества, гражданскую войну с миллионами жертв, массовый террор, голод, уничтожение культуры...

То, как рушились нравственные основы общественной российской жизни, как «романтическое» увлечение «революционными идеями», проникшее даже в умы семинаристов, вызвало отнюдь не романтичное массовое взаимоуничтожение людей, свидетельствуют современники событий.

Ад выплеснулся на поверхность

Но вернемся к событиям столетней давности, о которых игумен Никон (Воробьев) говорил: впечатление такое, будто ад прямо из середины земли выплеснулся на поверхность и дьявол буквально начал командовать в нашей стране. Шло уничтожение народа: топили, увозили в пустыни и бросали на произвол судьбы, морили голодом, расстреливали. Ад выплеснулся на землю – только так, наверное, можно охарактеризовать события после отречения Николая Второго. Философ Василий Васильевич Розанов пишет: «Русь слиняла в два, самое большее – три дня. Не осталось царства, не осталось Церкви, не осталось армии, и не осталось рабочих. Что же осталось-то? Странным образом буквально ничего».

А что у нас творилось в духовных школах?

Преподобный Варсонофий Оптинский говорил: революция вышла – можно вздрогнуть даже – из семинарии. Выпускник Московской духовной академии митрополит Вениамин (Федченков), действительно святой человек, писал: «У нас, семинаристов, укоренилось убеждение, что если кто умный, тот неверующий… Мы, в сущности, были больше католическими семинаристами, фомистами (от имени Фомы Аквинского), а не православными». В первых рядах революционеров часто мы видели семинаристов. Когда инспектор нашей академии священномученик Иларион Троицкий читал лекцию о Церкви, один студент встал и сказал: «Спасибо, вы очень интересную лекцию прочитали, но вы не упомянули о революции. Что мы должны сейчас делать для революции? Как мы должны теперь спасать Россию?»

Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, что происходило в Санкт-Петербургской духовной семинарии, когда он был назначен в нее инспектором: «Я по вступлении в должность захотел вывести, чтобы не курили в спальне, потому что от табака к утру воздух был отвратительный. Но семинаристы устроили бунт, и утром я увидел следы этого бунта. Ручки из дверей были вывернуты, лампады разбиты, все прокурено. На обеде семинаристы устроили мне демонстрации, кричали, свистели, мычали, блеяли, остановить их я не мог».